Её угрызений не знают,
Не стонет она, не болит,
Шунтированная такая,
На ней перемычка стоит.
На ней нет рубцов или шрамов,
Легко с потрохами продаст,
На ней из известных изъянов —
Всего лишь врожденный bypass.
Не колит и самую малость,
Не капает им на мозги.
Из функций её, что осталось,
Сродни таковым лишь кишки.
В системе их координатной,
Ненужный давно элемент.
Слепая, нема, глуховата,
Аппендикс какой, рудимент.
Её угрызений не знают,
Ни кнут не поможет, ни бунт.
По жизни их всех отличает
Врожденный на совести шунт.

Поэтические дебри,
Склад тепла души моей.
Идеалы, коим верил,
Ну и мысли без затей.
Размышления о главном,
От чего болит душа.
Предложения, смыслы, нравы,
С расстановкой, не спеша.
Философский заповедник,
Кто-то егерь, кто-то дичь.
Стык стихий, раздел, поребрик,
И стремление постичь.
Дум изложенных реестр,
Полки, книги, стол, штатив.
То гремит во всю оркестр,
То звучит речитатив.
Настроений, дум запасник,
Мантия, перо, парик.
То наивный первоклассник,
То видавший жизнь старик.
Поэтические дебри,
С переломом чёрт лежит.
Идеалы, коим верил,
Свет свечи во тьме дрожит.

Художник должен быть голодным,
Чтобы красиво рисовать.
И воспевать не то, что модно,
А, что достойно воспевать.
Художник должен видеть правду,
Средь мишуры и шелухи.
И задаваясь целью главной,
Не забывать и про штрихи.
Художник должен быть в нужде,
Чтоб не терять чутьё и нюх.
Извечный поиск — вот удел,
В бою что закаляет дух.
Художник должен быть богатым,
Но не деньгами, а душой.
Нужда усилит многократно
Порыв его мечты большой.
Художник должен быть покорным,
Но вдохновению, не дворцам.
Менять свой крест на столб позорный
Пристало трусам, подлецам.
Художник должен быть гоним,
Талант не может быть обласкан.
Талант — лишениям сродни,
Чем жестче жизнь, тем ярче краски.
Художник должен быть раздетым,
Ему идёт краса нагая.
В кострах за правду не сгорая
Великих не создашь сюжетов.
От предрассудков и страстей
Художник должен быть свободным.
И чтоб не зависеть от властей,
Художник должен быть голодным.

Устроить брод легко, где мелко,
Для хитростей я слишком стар.
От крысы отличает белку
Реклама только и PR.
Сверкающая упаковка
Вещей не изменяет суть.
И грань расплывчата и тонка,
И смысл может ускользнуть.
В волнении по коже дрожь,
И не проходит, три — не три.
От правды отличает ложь,
Один последний только штрих.
Несправедливой может быть
Жизнь от рассвета до заката.
От белки крысу отличить
Порой бывает трудновато.

Не тщетны бренные старания
Для тех, кто смысл смог узреть,
Что жизнь, всего лишь, испытание,
Экзаменом в котором — смерть.
В стечении данных обстоятельств
Нет смысла жизни цель искать.
Нам не раскрыл её Создатель,
Пред Ним экзамен нам держать.
Пред Ним предстанем первозданно
С итогом злых и добрых дел.
Душе любой как воздаяние
Лишь ей назначенный удел.
Не тщетны бренные старания
Для тех, кто смысл смог узреть,
Что жизнь, всего лишь, испытание,
Экзаменом в котором — смерть.

Моя постель на крыше небоскрёба,
И вниз смотрю я с пуховых перин.
До судорог мне страшно, до озноба
Смотреть на крыши крошечных машин.
Там крошечных людей шагают толпы,
В плену своих не крошечных проблем.
Смотрю на них я с высоты светёлки
Своей, расположившись среди окон и антенн.
Мою постель лучaми греет солнце,
Исправно служат тенью облака.
A там внизу, на самом дне колодцa,
Людей и судеб пролегла река.
Она течёт с утра и до утра,
Сменяются события и люди,
Среди приобретений и утрат.
Я вижу их, как яблоко на блюде.
Моя постель на крыше небоскрёба,
Совсем другой на жизнь отсюда вид.
До судорог мне страшно, до озноба
Смотреть как там внизу она бурлит.

И вековую сущность гор
Подмять пытаются, a зря.
У них короткий разговор
С готовыми нахрапом взять.
У них особенный подход,
Никто не сможет увильнуть.
Не скроют должность и доход
Души любой и цель, и суть.
Не терпят горы суеты,
И торопливости какой.
И дарят горные хребты
Кому-то смерть, кому покой.
У них особый разговор.
Лишь искренним дано понять
И вековую сущность гор,
И жизни смысл, ни дать ни взять.