ENTIRE WORLD IS MY IMAGINATION AND FRAGILE AS A PIECE OF GLASS
Архив

Спорить с северным ветром пыталась волна,
Пеной вод берега омывала.
Предрассветная в перигее Луна
Сонный пляж в тусклый свет окунала.
Одинокий купальщик заплыл за буйки,
Крики чаек сливались в мелодию.
И на пирсе застыли во тьме рыбаки,
Будто памятник, вставший на подиум.
Чуть касаясь воды, отраженный от скал,
Громкий хохот летел пересмешником.
Он купальщику слух звонким эхом ласкал,
Подкупая своей безмятежностью.
Спорил северный ветер с прибрежной волной,
Доводил он её до истерики.
Бились волны о камни одна за другой,
Растворяясь в беспечности берега.


Надеюсь, вспомнишь обо мне
В случайном разговоре,
Когда опустишь на окне,
Во двор смотрящем, штору.
Когда закроешь кабинет,
Ключом в два оборота.
Когда погаснет в зале свет,
Окончится работа.
Надеюсь, вспомнишь и простишь
За то, чего не делал,
Когда твой город, с влажных крыш,
Ночь на себя наденет.
Когда по улице своей,
Сквозь дымку и туман,
Под сенью липовых аллей,
Пойдешь домой одна.
Ночной звонок издалека,
Вмешательство извне.
Не ожидавшая звонка
Ты вспомнишь обо мне.


Лишь за стихи свои, наверное, прощен был,
Хотелось бы, чтоб всё это не зря.
А в переводах мыслей завершенность,
Как будто бы оправа янтаря.
И по бумаге не скрипит перо гусиное,
Они давно гуляют по сети.
А небо в них всегда такое синее,
Как будто б только дождь проморосил.
И тканью шрамов старых ран келоидной
Покроет тело опыт прежних лет.
И общество, больное онкологией,
Искать в них будет на вопрос ответ.
Ответ искать в них будет между строчками,
Хотя, все на поверхности лежит.
Они теперь метафорами точными
Эпохи отмеряют, рубежи.
И мысль в них проходит красной лентою,
И знающий узреет смысл и суть.
Сближая языки эквивалентами,
Легко найдут к любому сердцу путь.
Лишь за стихи свои, наверное, прощен был,
Срывает ветер лист календаря.
Изысканность, изящность, утонченность,
Уверен в том, что всё это не зря.


Отряд военный ходит строем,
Цыганский табор — вразнобой.
И каждый выбора достоин.
Оставив право за собой,
Один предельно шаг чеканит,
Кайму сжимая эполет.
Второй – свободен и отчаян,
Под стук копыт и звон монет,
Бредет себе, не зная горя,
Куда-то вдаль, за горизонт.
Устав военных ставит строем,
Объединив их в гарнизон.
Отряд военный ходит строем,
Цыганский табор — босяком.
Ни с кем из них бы я не спорил,
У каждого есть свой закон.


Вусмерть пьяная,
Перед ванною
Задремала я,
Все дела.
Перед горницей
Тело ломит всё,
Мне не помнится,
Что пила.
Ты мой верный паж,
Платья трикотаж
Задрала я, аж
Вся блещу.
Хоть и я в летах,
Но гуляла так,
Что себе никак
Не прощу.
В деле знаю толк,
Кружева и шелк,
Подняла подол
В именины.
Ну, а там внутри,
Янтарем горит,
Что ни говори,
Я — regina!

Уверен, она возродится
И встанет с разбитых колен.
Пока же, ей парусник снится,
Попавший в безветрия плен.
Пока же, под палубой трюмы
Залиты по пояс водой.
Минует период угрюмый,
Вновь станет она молодой.
Надломлена мачта, но веры
Никак никому не сломить.
Я знаю, что вновь станет первой
И веру народам дарить.
Над ней безмятежные сини,
На ней – безграничный простор.
Уверен, что вновь станет сильной,
Врагам своим наперекор.
Уверен, она возродится,
Сквозь горечь, обиду и хмель.
Пока же, ей парусник снится,
У берега севший на мель.


И в этом платье подвенечном ты
Красивая до бесконечности.
Издалека и из окрестностей
Дороги все ведут в наш дом.
Какая взрослая ты, дочь моя
И мамы копия ты точная.
И лента — символ непорочности,
На белом фоне красный тон.
Одет слегка не по погоде и,
Звучат знакомые мелодии
И счастлив должен быть я, вроде бы,
Но на щеке слеза блестит.
Уже зашкалило давление,
Рекорды бьет сердцебиение.
Я должен побороть волнение
И к алтарю тебя вести.
Хоть рано жизнь ее оборвалась,
Всю жизнь о нас с тобой заботилась,
И нежным взглядом провожает нас
Оттуда где-то свысока.
Переживания сердечные
И  круг зеркал, как символ вечности,
И в белом платье подвенечном ты.
В моей руке твоя рука.