ENTIRE WORLD IS MY IMAGINATION AND FRAGILE AS A PIECE OF GLASS
Архив

Ты уже и не помнишь, наверное,
Как глаза в напряжении бегали.
Не в ладах, от волнения, с нервами
Теребила ты платьице белое.
Ощущала ты сердца биение.
Каждый раз когда руки касались.
Как в награду за годы терпения,
Всё тогда бесконечным казалось.
Безконечно исполнено радостью
Сердце бешено билось в груди.
И не верилось самую малость,
Что оставишь ты всё позади.
Ты уже и не помнишь, наверное,
Разговор по дороге домой.
Не в ладах, от волнения, с нервами,
И с седою уже головой!


Всего лишь два шага до рая,
Так близок, но так труден путь.
На горло алчности ступая,
Не подскользнуться, не свернуть!
Всего лишь два шага до рая,
Суметь пройти, не заплутать,
Оставить ненависть за краем,
И злость со страхом обуздать!
Всего лишь два шага до рая,
Не заблудиться, побороть.
В противоречиях сгорая,
Душа летает, тянет плоть.
Всего лишь два шага до рая,
Легко сказать, пройти трудней.
Вознаграждаются старанья,
Осуществлением идей!


Потный грузчик в холодном порту,
Не жалел своё крепкое тело,
Днём и ночью, у всех на виду.
Делал молча он важное дело.
И не лясы часами точил,
Разрезая пространство руками.
Из последних, что в них было сил,
Он ворочал большими тюкaми.
Что поменьше в охaпку возьмёт,
Что побольше на спину положит.
Холод лютый его не берёт,
Ничего с ним поделать не может.
Чай зелёный элитных сортов,
Приготовлен из листьев, из кончиков,
В ресторанах больших городов,
Ждут ко сроку из влажных субтропиков.
Тампонажный для скважин цемент,
Футеровкa для домен кирпичнaя.
Лишь для отдыха времени нет,
Нет его до, почти, неприличия.
В бочках пиво, соленье и квас,
Напрягается сильно, потеет.
Хорошо, когда каждый из нас,
Занят только лишь тем, что умеет.
Потный грузчик и в холод и в зной.
Не жалел своё крепкое тело,
Представляя, по сути, собой
Элемент очень важного дела.


Её портрет, без всяких заголовков,
Любым романам сказочный пролог.
Ему сродни летящaя походка,
Как музыка её прекрасных ног.
Её фигура — лучшее, что было
В богатой жизни повидавших виды.
И блекнет всё, становится унылым,
Приняв её без боли и обиды.
Её душа, исполненa стремлений,
Таких же чистых, что исток причин.
Любовь её предметом вожделений,
Всегда являлась лучших из мужчин.
Её душа без всяких оговорок,
Любовь её, фигура и портрет…
Как жаль, что жизни век не очень долог,
Ведь чтоб постичь её не хватит многих лет.


Её талии тонкая линия
Украшает упругий живот,
И в далёкой Москве моя Лилия,
Среди холода стёкол живёт.
Среди холода и безразличия,
По асфальту стальным каблуком,
В отношениях вне рамок приличия,
Ей покой лишь по слухам знаком.
Как росток сквозь асфальт пробивается,
Через сонму проблем и невзгод,
Не ломается, не прогибается,
Совершенствуясь из года в год.
Её талии тонкая линия,
И полёт безконечных ресниц,
И в далёкой Москве моя Лилия,
И любовь, что не знает границ!


Разорваны канаты,
Повисли паруса.
Гроза морей когда то,
Теперь на якорь встал!
Распущена команда,
Расстрелян капитан,
Ведущий борт армады —
На мели, да в песках.
Облепленый моллюсками
Незнавший вод границ,
И с грустью смотрит тусклыми
Глазницами бойниц.
На штоках флаги спущены,
Да в трюмах ветра вой.
Возможности упущены,
Проигран важный бой.
Хотя и предоставлены
Игре шальной волны:
Ждут перемен как праздника,
Сердца надежд полны!


На японских коленях лежал,
В уголке на турецком диване.
По-японски, немного дрожа,
Говорила она своей маме:
«Мол такая вот ночь за окном,
Пусть он с нами сегодня останется»,
Понимать я пытался с трудом,
Разговор азиатской красавицы.
На диване вдвоём, в уголке,
Мои ласково гладила волосы,
И на, мне неродном, языке,
Убаюкивала нежным голосом.
Утром слёзы, и в сердце тоска,
Суета молодых стюрадесс,
И моё ей: «О ГЕНКИ ДЕСКА
И её мне в ответ: «ГЕНКИ ДЕС!»