ENTIRE WORLD IS MY IMAGINATION AND FRAGILE AS A PIECE OF GLASS
Архив

Узнавал её и по шагам,
А она его — лишь по походке,
Плыли рядом, назло всем врагам,
По волнам, на нетонущей лодке.
Тенью в полдень её, в жаркий, был,
Чуть заметной, из под балдахина.
Больше всех её в жизни любил,
И была любовь эта взаимной.
Проводили совместно все дни,
Время быстро текло, незаметно.
В целом мире, как будто, одни,
Прочь от помыслов злых и поветрий!
Узнавал её и по шагам,
А она его — лишь по походке,
Плыли рядом, назло всем врагам…
Только в волнах опасно на лодке!


В моих осталась детских снах,
Такой спокойной, безмятежной.
Когда, в коротеньких штанах,
Бродил по улицам надежды,
Когда, на улицах любви,
В рубахе, купленной на вырост,
Желанным был и был своим,
С тех пор так много изменилось,
С тех пор, когда в её домах,
Дверей не запирали на ночь,
Соседи дома, мы в гостях,
О горе забывали напрочь.
Ушло то время безвозвратно,
Не отыскать к нему дорогу,
Дух чужеродный и развратный,
Её заполнил понемногу.
В моих осталась детских снах,
Моя любимая столица,
И просыпаюсь я в слезах,
Когда она мне ночью снится!


Твой лик из памяти не вылетит,
Мне не забыть печальных строк.
Меня не может время вылечить,
Хотя прошел немалый срок.
Года из памяти не выбросить,
Не выкинишь из песни слов.
Твое прощение не выпросить,
Как не избавиться от снов.
И в этой жизни незадачливой,
Воспоминания храня,
Я рад тобой быть обозначенным,
И что была ты у меня.


Впустую бьют прожектора,
В воздушных коридорах.
Дождь лил, почти, как из ведра,
И борт шёл по приборам.
Диспетчер старый, в паре фраз,
Почуял неполадки.
Злосчастный борт, который раз,
Запрашивал посадку.
Опять набрали высоту,
Запасный эшелон.
Ему б до поля дотянуть,
Уж близился кордон!
Но лётчиков закон гласит-
Суров, жесток, серьёзен-
Сперва он должен отвести
От города угрозу.
Затем до нужной высоты,
Бороться за машину.
И лишь у крайней, у черты
Он может борт покинуть.
Впустую бьют прожектора,
Борт шёл почти наощупь,
Дождь лил, совсем, как из ведра,
Но смелые не ропщут!


Всего каких то пару строчек,
Во власти тремора рукой,
И почерк сильно неразборчив,
И взгляд рассеянный такой.
Всего каких то пару строчек,
Куски невысказанных фраз,
И фразы вяжутся не очень,
И не до фраз уже сейчас.
Всего каких то пару строчек,
Ответа нет, вопрос немой,
И силы нет, и нету мочи,
И узел на петле тугой…


Набор изысканных манер,
Став символом былых традиций,
На то без всяких лишних мер,
Сердца сильней заставит биться.
К такой непросто подойти,
Подход к такой особый нужен.
И форм прекрасней не найти,
В ней грация со статью дружит.
И блеск её прекрасных глаз
Сияньем Солнце затмевает.
Любой её увидив раз,
О большем даже не мечтает.
По ней грустит и слёзы льёт,
Любой, нашедший к ней дорогу.
И в длинном списке жертв её,
Я числился одним из многих…


Her ways would every heart make rattle,
Involved a lot and so unique.
Her presence everyone would flatter,
And instantly move up a league.
Her body is another matter,
So perfect and refined so much.
There are no simple angles at her,
And she demands that special touch.
Her eyes and Sun attract alike,
Her voice is beacon of the sea.
She’s always wanted, always liked.
There’s nothing else one’d want to see.
Her ways would every heart make tremble,
Not every heart could stand that much.
Are broken lots, and mine resembles,
Just one of many in the bunch.